Когда немцы угоняли семью Хордикайнен — мать с четырьмя детьми, Соня запомнила, как мама укладывала в дорогу вещи и положила в баул бабушкино полотенце. Ему надлежало быть на чужбине памятью о родной земле, и только… Мама Сони окончила Бестужевские курсы — первый женский университет. Было это еще в 1914 году. Среди семейных реликвий Софья Александровна хранит фотографию 1912 года, где ее мама снята вместе с подругами по учебе: «Поглядите, они все в народных костюмах. Они все увлечены были кустарными промыслами, ездили в деревни, что-то искали. Эти старинные кружева были старинными уже тогда». Кружева, о которых говорит Софья Александровна, рядом с фотографией, на выставочной витрине. В августе у Софьи Хордикайнен (теперь она носит фамилию мужа — Нуриджанова), учительницы из Уфы, прошла во Всероссийском музее декоративно-прикладного и народного творчества выставка ее коллекции изделий народных промыслов. Эту коллекцию она собирала более сорока лет.
А увлечение народным искусством пришло именно от семьи, где она росла, в частности от мамы. И мамины подруги, их дети сделали свой вклад в коллекцию. «Вот эти кружева подарила мне дочь маминой приятельницы, — продолжает Софья Александровна свой рассказ. — На фотографии она с мамой первая в одном с ней ряду, в черном сарафане. Екатерина Владимировна Цинзерлинг, старинная швейцарская фамилия…»
Софья Хордикайнен родилась в Детском Селе под Ленинградом. Мама ее была русской, отец наполовину — финн, наполовину — поляк. Война, оккупация и батрачество в Эстонии — не все испытания, выпавшие этой семье. В июле 1930 года родители Софьи были арестованы по делу Центрального бюро краеведения в Ленинграде. Получили по три года ссылки. Маму, например, обвиняли в том, что собирала деньги для помощи семье «врага народа» — известного краеведа, культуролога Николая Павловича Анциферова, автора книг «Душа Петербурга», «Петербург Достоевского». Трое детей (Софье и ее сестре-«двойняшке» Юлии (Люсе) было по два года, а их брату — один) остались на попечении бабушки — папиной мамы. Она была полька. Католичка со строгими правилами. Замкнутая. Водила детей в костел. Не так давно Софья Александровна написала книгу о своей семье — «Жизнь незабытых людей». Рассказывая об отце, она рассуждает о постоянном борении в его душе финского и польского — сдержанности и поэтичности.
— Не я придумала эти фразы — «единство культур» или «связь культур», но на моей судьбе это очень отразилось. С чего это я в Уфе занялась краеведением? И можете себе представить, что когда я уже написала книгу, обнаружила, что мама была в Башкирии в ссылке!
Еще в далеком детстве в характер Софьи Александровны было заложено то, что определило надолго ее жизнь: уважение перед творческими возможностями любого народа, убежденность в том, что искусство, и, в частности, народное прикладное искусство, раскрывает творческий потенциал мастера.
Всего, что пережила семья Хордикайнен в оккупации, не рассказать. Но важно другое — важно то, что помогало им выстоять. А помогала сила духа, осознание культурного превосходства перед теми, кто «оскотинился», отсутствие страха перед трудом и приобщенность к вере с малого возраста. Самую драгоценную часть «Жизни незабытых людей» составляет рассказ о том, как люди выживают в нечеловеческих обстоятельствах и при этом остаются людьми. Много зависит от воли, от веры, от способности надеяться…
Но закончилась война. В мае 1945 года сестры Хордикайнен приехали в Таллин просить о досрочной сдаче экзаменов. Надо было устроиться на лето работницами на хутор. Вечером отыскали они министерство просвещения. Было уже темно. Дверь открыл сторож. Выслушал. Позвонил министру… прямо домой, и тот… разрешил им переночевать в его кабинете на диване. «Утром мы встретились с ним, — вспоминает Софья Александровна, — осталось ощущение безукоризненной приветливой вежливости, удивительного внимания к нам».
В выпускном классе и затем на первом курсе Тартуского университета Софья Хордикайнен работала в школе старшей пионервожатой. Из Тартуского университета перевелась (с трудом!) в Ленинградский. В 1957 году вместе с мужем уехала работать в Уфу. В Москве (а тогда столица готовилась к Международному фестивалю молодежи и студентов и начался своеобразный бум народных ремесел) купила она первую свою деревянную игрушку «Кукушка и Петух». Потом несколько маленьких игрушечек богородских резчиков. Богородская игрушка — как бы первая глава ее большой коллекции.
В Уфе Софья Александровна стала учительствовать в школе рабочей молодежи, вела русский язык и литературу. И проработала в ней 25 лет. Сюда, как правило, попадали те, от кого обычная школа спешила избавиться. Но сложился хороший педагогический коллектив. И ребята выправлялись. И было удивительно, что их считали отпетыми. Во многом помогало учителям их бесконечное терпение и «что-то материнское такое», как говорит Софья Александровна.
Между тем в серванте появлялись все новые и новые игрушки народных мастеров и даже первые подносы. В ювелирных магазинах многое уценяли. Софья Александровна купила тогда маленькую коллекцию фигурок (тобольская кость). Стоило это на новые деньги 150 рублей!..
Вся коллекция Хордикайнен-Нуриджановой приобретена на ее учительские деньги. Но многие люди стремились доставить ей радость. Что-то подарила мама, близкие люди, что-то — сами мастера. Как-то из Каргополя один молодой человек, Вася Крюков, прислал ей посылку с игрушками известной мастерицы Ульяны Бабкиной. Что-то дарили сами ученики. Бывало, старинные башкирские полотенца (тастамалы) они заворачивали в газету, стесняясь таких деревенских вещей, и отдавали на перемене. А Софья Александровна им тут же раскрывала самобытность этого шедевра бабушкиных рук. Говорила об особенностях ткачества, об узорах. И парень чувствовал себя счастливым…
А вот главными «спонсорами» уфимской учительницы были товароведы, уценявшие по безграмотности массу очень ценного. Так пришли в коллекцию вологодские кружева, камнерезные изделия, пасхальные яйца. Чтобы иметь дополнительные деньги, Софья Александровна начала читать лекции по народному искусству, о народных промыслах Урала. Стала лектором республиканского звена, каких на всю Башкирию было человек пять. Много пришлось ей поездить по башкирским деревням. Благодаря лекциям знакомилась с людьми. Да не только лекции за это надо благодарить. В хрущевские времена в Уфе надо было с вечера занимать очередь за маслом и караулить его до утра. А очередь — это разговор. Так в очереди познакомилась Софья Александровна с одной деревенской женщиной, которая пообещала ей прислать старинное полотенце. И сдержала слово. Теперь они — украшение коллекции Нуриджановой. Помогали, как могли, и продавцы. На выставке во Всероссийском музее декоративно-прикладного и народного искусства я залюбовался двумя миниатюрными скульптурами ослицы и бычка. То была особая тувинская резьба по камню, и камень был необычный — агальматолит. Чем-то похожий на мрамор, только мягче. Софья Александровна приметила эти фигурки в уфимском художественном салоне. Потом они исчезли. Оказалось, ушли на уценку. «Пусть они меня подождут», — попросила Софья Александровна продавщиц. «Не беспокойтесь, подождут». Так и «притормозили» для учительницы, влюбленной в народное творчество, сначала ослицу, а потом бычка.
Когда не было денег, Софья Александровна шла к соседям. Занимала. Потом приходила опять: «Валентина Петровна, посмотрите, на что я потратила ваши деньги». Соседка рукой машет: «Да знаю, знаю, знаю!» Многое было куплено с помощью добрых людей.
В коллекции Софьи Александровны около 80 самых разных подносов. С ними ей повезло сразу.
— И оказалось, что это Виктор Васильевич Клёдов, известнейший мастер, только ранний, 1950-х годов. Когда он, наверное, в общей комнате сидел, где все работали.
Есть в коллекции Софьи Александровны работы мастеров, чьи подносы хранятся в Русском музее. Софья Александровна считает, что ей очень повезло, что она прожила эти годы в Уфе. На Урале, как она говорит. И поэтому уральская тема в ее собрании — это мощная нота, в которой слились голоса разных народных промыслов. Урал — это каслинское литье, кусинское, златоустовская гравюра на стали, тагильские подносы и камнерезное искусство. Так вот, тагильские подносы на выставке принадлежат талантливейшим художникам промысла середины 1990 годов: Тамаре Юдиной, Сергею Веселкову, Елене Кондрашовой, Любови Кизиловой, Ольге Матуковой. Почти за каждым подносом по отдельности Софья Александровна катала из Уфы в Нижний Тагил, сразу после пенсии.
А другая ее гордость — национальные башкирские полотенца — тастамалы.
В 1964 году была Софья Александровна в гостях у учительницы Розы Мазитовны Ахмадеевой. Увидела на телевизоре необычную салфетку. Красивые геометрические фигуры на ярко-красном фоне; ромб, от которого идет отросток, от этого отростка еще один отросток. Орнамент делился на три части: одна центральная, с разными геометрическими фигурами и две по краям, зеркально одинаковые. Оказалось, это старинное татарское полотенце. С тех пор Софья Александровна в самом прямом смысле заболела татарским и башкирским ткачеством.
— Полотенца можно читать, и мы это делали с учениками. Религия запрещала изображение человека и животных. Поэтому художники разрабатывали геометрический орнамент. Ученые полагают, что ромб означает дом. А вот эти так называемые Х-фигуры по краям ромба — двух людей. Что получается? Двое строят дом, создают семью.
В народных полотенцах меня поражает богатство фантазии при очень ограниченном материале, разнообразие геометрических ритмов. Поражают оттенки красок, для приготовления которых использовались только природные красители. Настоящий мастер сможет воплотить на ткани бесконечное количество вариантов узоров. Никогда не было двух одинаковых полотенец. Они играли особую роль в быту. Девочка ткала их себе в приданое. После сева на празднике сабантуя устраивались соревнования, когда парни должны были влезть на длинный шест. На его верху крепилось полотенце. И все видели, чего стоит молодая…
Полотенца использовались для украшения дома, и Софья Александровна применяет их с этой целью и сейчас. Когда приходят гости, она повсюду разбрасывает свои полотенца: на спинку дивана, на стулья, словом, туда, где они могут красиво расположиться. Получается очень празднично.
Когда в Уфе организовали художественное объединение по производству изделий народных промыслов «Агидель», Софья Александровна принесла туда свои полотенца, чтобы художники видели, какими должны быть мотивы росписей. Они не имели тогда четкого представления об этом. Первая продукция «Агидели» была абсолютным ширпотребом. Вышивали, например, анютины глазки. Софья Александровна с жаром бросилась на защиту молодых и талантливых мастеров. Опубликовала несколько статей в местной и общероссийской прессе. В конце концов все постепенно наладилось. Большой вклад в развитие башкирских народных промыслов в те первые годы внесли русские мастера. Например, в начале 1960-х Вера Мефодьевна Шутова сделала первую башкирскую матрешку. Маленькие деревянные фигурки были в национальных костюмах, с элементами башкирского орнамента, лица у них — с более узким, чем у русских матрешек, разрезом глаз. Работы Шутовой в коллекции Софьи Александровны — на самом почетном месте. На выставке показала мне Софья Александровна подарки Василия Андреевича Решетникова, замечательного резчика, тоболяка по происхождению. Он также был художником «Агидели».
Свою увлеченность народными промыслами Софья Александровна передала сыновьям. Вообще о коллекции она долгое время не думала, и слова такого в обиходе не было. Оно появилось только к пенсии. И тем более не могла Софья Александровна знать, что соберет уникальную коллекцию, единственную в своем роде… Когда ее сыну Сереже было шесть лет, он мог заменить маму, рассказать обо всем, что висело, лежало, стояло за стеклом, пока Софья Александровна что-то делала на кухне. «Занимал гостей», а их всегда было много. Сергей, уже студентом, однажды провел лекцию по камнерезному искусству в художественном училище, когда у мамы что-то изменилось в школе с расписанием и она не смогла прийти. Конечно, у него был конспект, но все экспонаты он знал превосходно и вообще очень понравился аудитории. Внук Софьи Александровны, когда ему было год и семь месяцев, внятно произнес слово «камнь». Они гуляли по берегу реки Белой в Уфе и собирали красивые галечки. «Еще я учила его бросать камень в воду. Так потом Шуринька силой тащил меня снова на берег, хотя эта дальняя прогулка уже не входила в мои планы».
Коллекционер и учитель по призванию, Софья Нуриджанова покупала порой сразу несколько изделий, приносила на урок и показывала, как работают настоящие мастера. Вместе с учениками выясняла тонкости работы. Всегда стремилась, чтобы ученики стали интеллигентными людьми. Ведь это зависит не от профессии, а от того культурного багажа, который они накопят, от их духовных запросов. И этот багаж формировался на уроках, на классных часах, в экскурсиях, сосчитать которые невозможно.
P.S.
Сейчас Софья Александровна прощается с коллекцией: она по семейным обстоятельствам переехала в Москву, и в маленькой квартирке для ее собрания нет места. Она с благодарностью и волнением перебирает в памяти дорогих уфимских друзей, дарителей тастамалов, ювелиров-камнерезов, всех благодарных слушателей ее лекций. Как быстро прошло время… Слушая Софью Александровну, я понимаю, как ей тяжело: коллекция хороша в своем цельном виде. Но кто ее может купить?! Покупателей нет. Но согласитесь, принять в дар все-все — жестоко по отношению к Софье Александровне, которая живет сейчас в квартире, купленной по ипотеке сыном. Убежден, надо искать пути для приобретения части коллекции Министерством культуры или музеем.
Учительская газета. Рубрика «Портрет». 2002, 12 ноября.